Мы прекрасно знаем, что творческий путь художника – ввиду самых разных обстоятельств – может резко сменить направление. Вспомним «голубой» и «розовый» периоды Пабло Пикассо, после которых начался кубизм. Или то, насколько радикально различаются ранние авангардистские опусы Кшиштофа Пендерецкого и его монументальные пост-нео-классицистские полотна нулевых годов. То же справедливо и в отношении мыслителей. Но никто из философов не осуществил такого кардинального пересмотра собственных идей, как Людвиг Витгенштейн.
Именно в таком смысле мы можем говорить о «двух Витгенштейнах». Его знаменитые «Философские исследования» (1953, посмертно) написаны в качестве полемического ответа… его же собственному шедевру – «Логико-философскому трактату» (1921). Между двумя трудами – пропасть мировой войны и других исторических потрясений, но и – что даже более важно – пропасть внутреннего перерождения. Поэтому мы даже не в праве говорить о «философских взглядах Витгенштейна» как о чем-то более или менее едином. Всегда приходится уточнять – периода «Философских исследований» или периода «Трактата».
Еще раз высветить нам этот (шизофренический, ну а как же?) раскол берется один из главных специалистов по биографии и творчеству австрийского философа В.П. Руднев. И делает это он в свойственной для себя, вдумчиво-искрометной манере, бомбардируя читателя главами-заметками разного калибра и подбираясь к проблеме с неожиданно разных сторон. Но на вершине, как известно, все тропы сходятся. Мысль автора планомерно переходит от фактов биографии к чистым идеям. Мы поочередно видим в Витгенштейне то мечущегося человека эпохального fin de siècle, то отстраненного от мира творца беспримесной мысли, добирающегося до таких высот, на которых всякий другой замерзнет и сгинет.
Мифологема резкого обращения, смены перспективы, и в ХХ веке, и сегодня так же важна, как две тысячи лет назад, когда на судьбоносном пути в Дамаск внял голосу свыше Савл из Тарса. Какой свет ослепил Витгенштейна, заставив бросить вызов самому себе и тем идеям, которые ранее он отстаивал почти с религиозной страстью? Кто-то скажет, что ответы мы найдем только в текстах, кто-то призовет подробно изучать биографию мыслителя, кто-то – его патографию. Но нам, так или иначе, интересны «оба» Витгенштейна. Ведь даже ошибки гения носят его печать и гениальны в своей неверности. Да и вообще, скажем мы вслед за пресловутым прокуратором, «Что есть истина?». Но Витгенштейн наверняка не считал ее чем-то относительным, и именно поиски истины абсолютной направляли одновременно и его мысль, и его жизнь. Ведь «слова – это поступки» (Л. Витгенштейн).
